Юрий Владимирович Завельский — директор гимназии 1543 со дня ее основания. Он заслуженный учитель России. Юрий Владимирович не только создал одну из лучших школ Москвы, он — один из основателей всей системы образования нашего города.
Слова "учитель — это судьба" принадлежат самому Юрию Владимировичу. Его собственная судьба складывалась очень непросто. Вот как он сам рассказывает об этом. " Прожив в педагогике долгую жизнь, я понял, что учитель — не столько призвание, не столько талант, одаренность, сколько — судьба. Одному человеку эта судьба дана, другому нет. Наверное, в этой судьбе многое можно объяснить, но что-то в ней необъяснимо, ибо судьба любого человека несет в себе некую тайну. Хотя, конечно, судьба выбирает тех людей, у которых есть сочетание опреде ленных качеств для самореализации в той деятельности, с которой связана жизнь человека. Я отношусь к тем людям, которые не сами выбирали свою судьбу, а которых судьба выбрала, ведь я никогда не думал быть педагогом. Я стал им, если говорить откровенно, случайно". Если это случай, то он — счастливый.
1 сентября 1941 года Юрий Владимирович пошел в 8 класс (школы еще работали). А 2 сентября получил двойку по биологии и страшно переживал это, не подозревая, что это будет одним из счастливых воспоминаний так быстро кончившегося детства. Потом он ушел на оборонный завод, на котором работал в войну. Когда война кончилась, поступил на географический факультет университета.
Педагогическая деятельность его началась на Украине, в селе Большая Даниловка Харьковской области. Получилось так, что через месяц он был назначен заведующим учебной частью сельской школы. Это случилось не только потому, что он был в школе единственным человеком с высшим образованием, но и потому, что всегда стремился быть в гуще тех дел и событий, которыми жили окружающие его люди. Активная жизненная позиция и общественный темперамент всегда отличали Юрия Владимировича. Он тогда был еще совсем молодым человеком и не совсем понял, что произошел некий поворот, определивший его дальнейшую жизнь.
А если бы он не стал учителем, педагогом, то кем бы он хотел и мог стать? Сам Юрий Владимирович отвечает на этот вопрос так. "Я всю жизнь любил искусство, во всех его проявлениях, во всех видах и жанрах. Особенно горячо и преданно я любил театральное искусство. Для меня театр и актерское искусство всю жизнь были той тайной, которая всегда мучительно притягивает человека. Выходит актер на сцену и на твоих глазах преображается в другого человека, не играет, нет, — проживает чужую жизнь. Меня это поражало и потрясало, было загадкой: как происходит эта трансформация в совершенно иной образ в иной жизненной ситуации. В юности мне хотелось бы и я смог бы, наверное, стать хорошим театроведом, историком театра, может быть, театральным критиком. И сама жизнь, которая связала бы меня в этом случае с замечательными людьми театра, была бы интересной для меня."
Так не сложилось. Этому помешала война и трудные послевоенные годы. Но все-таки эта "ушибленность" (по выражению Юрия Владимировича) искусством осталась в нем на всю жизнь. И когда он пришел работать в школу, одним из первых запомнившихся событий был спектакль "Модная лавка" по пьесе Ивана Андреевича Крылова, который он поставил вместе с деревенскими ребятами. Многие из этих ребят театра вообще не видели и никогда не испытывали того потрясения и непередаваемого чувства, которое связано с игрой больших артистов. Однако они разыграли этот спектакль. Так соединились в жизни Юрия Владимировича подаренная судьбой учительская профессия и горячая увлеченность театром и искусством.
Первой московской школой, в которой Юрий Владимирович начал работать в 1955 году, была 37-я школа Фрунзенского района, на Плющихе, директором которой был Дмитрий Дмитриевич Фомин. Неподалеку от нее стояла небольшая церквушка, каких много в Москве. Юрий Владимирович специально заглянул в книгу, чтобы узнать о ней поподробнее. Каково же было его удивление, когда оказалось, что в ней венчались Антон Павлович Чехов и Ольга Леонардовна Книппер. И здесь судьба свела его с театром.
Это была совсем другая школа по сравнению с деревенской. Московская, столичная, с совсем другими детьми и другими учителями, иным уровнем культуры. Сельские ребята отличались своей простотой, отзывчивостью, открытостью, благодарностью учителю, благодаря которому они делали открытия для себя каждый день и который был для них одним из немногих источников знаний. Для них учитель был светочем, и многие учителя действительно были такими.
Здесь же картина была несколько иная. Это были дети, несмотря на трудные пятидесятые годы, во многом избалованные, несколько даже пресыщенные столичной жизнью, их трудно было чем-либо удивить. И в этом смысле работать с ними было сложнее, но и очень интересно. Почему? Потому, что культура, которую они получили дома, могла быть тем основанием, на которое учитель мог опереться в своей работе.
Юрий Владимирович хорошо помнит этих ребят до сих пор, помнит их совместные походы в Художественный театр, труппа которого в то время была одной из самых сильных в Москве и в Советском Союзе. Совместно они писали рецензии на спектакли, литературные портреты актеров, многих из которых приглашали в школу на поставленные ими самими спектакли. Самый интересный спектакль был по пьесе Леонида Зорина "Друзья и годы", в котором играл и Юрий Владимирович и его ребята. И вот это театральное общение создавало ту атмосферу, которая делала их жизнь понастоящему увлекательной и интересной.
Потом судьба сложилась таким образом, что Юрий Владимирович по приглашению своего тогдашнего директора Дмитрия Дмитриевича Фомина вместе с ним перешел в 589 школу на Усачевке. Затем через несколько лет была 194 школа. А потом в 1975 году он стал директором совершенно новой 43 школы тоже нового активно строящегося Гагаринского района. И вот уже более двадцати лет он ее не только бессменный руководитель, а, можно сказать, "душа" школы. А его детище — гимназия N 1543 — хорошо известна организацией и уровнем обучения и любима москвичами.
Теперь, когда Юрию Владимировичу под семьдесят, он может подвести некоторые итоги. "Если меня спросить: жалею ли я о том, что жизнь моя сложилась таким образом? Жалеть о чем-либо в моем возрасте смешно. Жизнь сложилась такой, какая она есть. Жалеть о чем-либо все равно уже поздно и у меня такого чувства абсолютно нет. Жизнь в школе, с детьми, каждодневное прикосновение к детству принесло мне много радости и счастья. Это то, что другая профессия мне бы, безусловно, не дала. А все-таки какое-то чувство чего-то несостоявшегося во мне сидит. И передо мной постоянно возникает вопрос, который я себе вслух не задаю, а только про себя проговариваю: а ну вот, если бы моя жизнь сложилась иначе, стал бы я лучше как специалист? Я не могу на него ответить, и это меня немножко гложет. Поэтому я не принадлежу к тем учителям, которые безоговорочно соединили себя с этой профессией, не мыслят себя вне ее, про себя я не могу этого сказать. Хотя я счастлив тем, что жизнь моя сложилась таким образом, тем, что я смог соединить увлечение, которым жил с детства, с педагогической профессией. Сложился такой симбиоз: дети и искусство, дети и театр. Мне бы не хотелось, чтобы вы поняли таким образом, что у меня в школе, кроме театра, ничего не было. Все было гораздо сложнее. Но если в каждой профессии есть какие-то отдушины, свое обаяние, то прелесть моей профессии для меня отчасти и составляет соединение детства и театра, тяги к детству и к искусству.
Я не случайно не сказал о "любви к детям". Я не люблю, когда люди говорят о любви к детям. Говорят много, постоянно, часто всуе. Когда об этом часто говорит сам педагог, то есть в этом что-то нескромное. О нашей любви к детям пусть говорят сами дети. Мне кажется, что любовь педагога к ребенку иная, чем обычная любовь взрослого человека к детям.
В чем специфика, своеобразие отношения учителя к ребенку? Дело в том, что любовь взрослого человека к ребенку — это чувство вообще нормальное и естественное. Я плохо представляю себе человека, который может сказать, что он не любит детей. Если это так, значит у такого человека что-то не в порядке с психическим и даже с физическим здоровьем. Но если человек здоров физически и духовно, то для него любить детей — совершенно нормальное состояние. И поэтому, когда говорят о том, что нужно любить ребенка учителю, это смешно, ребенка нужно любить каждому человеку, не только маме и папе, любой человек должен относиться к ребенку с нежностью. А какое же чувство должно быть у учителя к ребенку? Я отвечу так: чувство интереса. Не для каждого обычного человека далеко не каждый ребенок может быть интересен. А вот для учителя каждый ребенок, который находится в сфере его влияния, рядом с ним должен быть интересен. Для классного руководителя — это дети его класса, для воспитателя продленного дня — дети его группы, для директора ученики его школы. Каждый из этих детей должен быть интересен. И, мне думается, что вот этот интерес и есть учительская любовь к ребенку, в этом интересе и проявляется в данном случае любовь.
У Бориса Пастернака в его записных книжках есть одна удивительная мысль: "Мы все стали людьми лишь в той мере, в какой людей любили и имели случай любить". Учительская профессия — поразительная по своей природе, ведь нам предоставлен этот случай любить в той мере, в какой он не представлен никому. А как ты воспользуешься им, это зависит от твоих человеческих качеств, от твоей культуры и профессионализма.
Учительская профессия — очень странная профессия. Когда-то Симон Львович Соловейчик говорил об этом. И он был совершенно прав. Странность эта состоит в том, что для любого ученика, которого ты воспитываешь, ты должен выглядеть "идеальным человеком". Это очень трудно, эту роль ты должен сыграть. Потом она станет твоей сутью, но на каком-то этапе это та роль, которую ты должен принять на себя, "влюбив" в себя ребенка.
Мне повезло в том отношении, что когда я начинал свою педагогическую деятельность, в школах еще работали учителя из старых дореволюционных гимназий. Это было поразительное племя русской интеллигенции, люди, наделенные колоссальной культурой, которую обычному человеку не так легко освоить за всю свою жизнь. Как же они освоили ее? Вероятно, их культура передавалась кровью, генами, из поколения в поколение. Они были необыкновенные учителя, учителя - просветители. В дореволюционной гимназии работал тот слой русской интеллигенции, о котором мы часто с ностальгией говорим. Они, наверное, не обладали профессионализмом в современном смысле этого слова, если под ним понимать владение педагогическими технологиями. Но они были крупные личности, как мой незабвенный учитель Александр Михайлович Балицкий или моя первая учительница Лидия Николаевна Рыкова.
Пушкин, вспоминая своих лицейских учителей, с особенной теплотой вспоминает своего учителя словесности Куницына. Он писал о нем:
Куницыну дань сердца и вина,
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена.Я не думаю, чтобы Куницын был хорошим методистом, он был, прежде всего, личностью крупной, яркой, своеобразной. Этим он мог потрясти учеников. К сожалению, в наше время таких личностей в педагогике немного.
Меня всю жизнь мучит одна мысль о парадоксальности нашей педагогической профессии. Парадокс заключается в том, что, с одной стороны, личность педагога по своей сложности, пожалуй, уникальна. С другой стороны, эта профессия самая массовая на земле. И в этом ее удивительный парадокс. Нужно много учителей, но каждый из них должен быть крупной незаурядной личностью. Увы, к сожалению, это невозможно. Поэтому, мне думается, если человек стал учителем, он должен делать все возможное, чтобы постоянно духовно расти, обогащать свое сердце и свой ум, этого требует его профессия. Если человек способен на это, он станет настоящим большим учителем и для ученика он станет незабываемым.
Что учителя часто сбивает с толку? Одна особенность нашей профессии, которая состоит в том, что как только учитель закончил институт и на первом уроке встал за учительский стол, он почувствовал себя начальником по отношению к детям, то есть человеком, в руках которого судьбы этих двадцати или тридцати детей. И он чувствует себя изначально не столько учителем, сколько в некотором роде вождем. У немецкого философа Макса Бебера есть мысль о том, что учитель перед детьми может выступать в двух ипостасях — в роли собственно учителя и в роли вождя. Учитель, который принял на себя роль вождя, никогда не станет близким детям. Некоторые учителя считают, что их слово — это истина в последней инстанции. Как это неумно! Учитель — это не бог, учитель — это Вергилий, который берет ребенка за руку и часто запутанными тропами ведет его по жизни, помогая освоить окружающий его мир."
На вопросы о Москве, ее значении в жизни Юрия Владимировича, он отвечает очень охотно, с радостью.
"Я безумно люблю Москву. За что? За ее неповторимость. Можно говорить, насколько красивы Петербург, Рим, Милан, Прага, Стокгольм. Это все города, в которых я был, мне есть с чем сравнивать. Москва красива красотой, непохожей ни на какую другую. Все эти города можно сравнивать между собой. Москву нельзя ни с чем сравнить. Ее неповторимость проявляется в смешении стилей, может быть, в некоторой нелепости и несуразности. Но в этой нелепости и заключено обаяние, которое передать очень трудно. Человеку со стороны, который приезжает, сразу красота Москвы не раскроется. Вот красота Петербурга раскрывается сразу — это и прямолинейность его проспектов и улиц, ансамбли его площадей, набережные Невы. К Москве же нужно приглядеться, ее нужно увидеть изнутри. И тогда ты почувствуешь ее неповторимое обаяние. Если говорить языком изобразительного искусства, то Петербург — это строгая графика, это — Добужинский, Бенуа, Сомов, Остроумова-Лебедева, все мирискусники. Москва — это сочная живопись, написанная густыми яркими мазками. Это — Кустодиев, Лентулов, Филонов, Кончаловский, Серебрякова, Пименов и многие другие.
Я думаю, что все, что мы сейчас делаем, принесет Москве ту настоящую всемирную славу, которую она заслуживает. Жаль, что многое утрачено, но даже то, что сохранилось, составляет очарование нашего города.
В течение многих лет жизни, целых десятилетий я внимательно изучал Москву. До последнего времени она была очень запущенной, и то, что составляет ее жемчужины, таковым не выглядело. Теперь, проходя по улицам, я радуюсь отреставрированным зданиям. Но самое важное — это то, что Москва — средоточие той культуры, которой нет ни в одном городе. Монастыри, храмы, Донской некрополь с захоронениями XVII--XVIII веков, московский ампир...
Я всегда детям старался привить любовь к нашему городу. Моя дочка, тоже учительница, у нее хобби — Москва. Она с ребятами совершает экскурсии по городу, ведет занятия о Москве. Может быть, эта любовь к городу пришла к ней от меня. Я в Москву влюблен, я не смог бы жить в другом городе."
Самое надежное и благодатное средство формирования образования, по мнению Юрия Владимировича, это — воспитание культуры и наш город предоставляет для этого самые широкие возможности. Самый любимый педагог Юрия Владимировича — выдающийся польский педагог Януш Корчак — человек, который отдал свою жизнь детям, вместе с ними погиб. Никто так не приблизился к пониманию ребенка, как он. Януш Корчак говорил так: "Детей нет, есть люди, но с иным масштабом понятий, иным запасом опыта, иными влечениями, иной игрой чувств. Помни, что мы их не знаем". И для Юрия Владимировича Завельского это постоянное познание ребенка, его внутреннего мира и организация на его основе всей школьной деятельности стало высоким предназначением учительской профессии и директорского труда, смыслом всей его жизни.
1997-1998